Артём Ферье

Я давно, ещё задолго до СпеZопераZии, говорил, что главные ценности в этом нашем нынешнем мире — Доброта и Сдержанность.

Однако же, неудивительно, что под натиском бури у многих в целом добрых людей нравственные императивы трещат и стонут и гнутся к земле.

Вот, скажем, становится известно, что некий музыкант, дотоле весьма оппозиционный, выразил поддержку Кремлю в этом Zамуте — ну или хотя бы позволил себе какие-то неприятные, язвительные высказывания в адрес тех, кто резко против.

И добрые люди, всякого рода мыслители и просветители, публицисты, политологи и блогеры, начинают возмущаться, обычно из зарубежья: «Надо же, каков мерзавец! Вот и расчехлился, подлец!»

Что ж, их реакция понятна, ибо, в действительности, они, эти философы и миролюбцы, умеют сохранить в себе частичку детства, а потому на всё реагируют со спонтанной непосредственностью. А поскольку их поприще — информационное поле, засеваемое словами, они придают чрезвычайно большое значение именно словам.

В моём же мире — словам принято придавать далеко не столь большое значение. Во всяком случае, не всем словам, не из всех источников.

И в этом мире если кто-то что-то сказал — это значит лишь, что он счёл нужным это сказать (за исключением, конечно, тех случаев, когда человек просто бредил и вовсе не понимает, чего трындит).

Не более и не менее того.

И в этом мире — слово НЕ сильнее меча и НЕ ранит больнее пули. А пропаганда — самая переоцененная вещь на свете.

Уж тем более, мало чего значат слова в поддержку Кремля, когда за малейшую критику его действий можно теперь уже буквально загреметь на нары.

И теперь-то уж всякий российский житель сумеет ответить на вопрос: «Почему вы молчали, когда...»

Да потому, что самоубийство — не самый эффективный способ борьбы.

Зато, когда рты заткнуты — актуальность приобретают иные способы борьбы. При этом, говорить можно что угодно — если только это вводит в заблуждение противника. Важно — что человек делает(!)

И вот, допустим, артист, который резко стал прокремлёвским горлопаном, и поддерживает войны Кремля, и ретранслирует его пропаганду, и насмехается над его врагами, и собирает под это дело немалые стадионы.

Но при этом своими гонорарами — щедро делится с ВСУ, позволяя им закупать ещё больше всяких полезных вещичек, от аптечек и носовых платков до дронов и тепловизоров.

Разве это не важнее той ахинеи, которую он несёт для своей простодушной публики?

И разве это не изящно, разводить ватников бравурным трёпом, вешать им лапшу, столь любезную их доверчивым ушам — и на их же деньги приобретать средства борьбы с ними?

Кто-то скажет, что это - «вероломное коварство», но, в действительности, не имеет значения, кто чего скажет. Значение имеет, сколько дронов и тепловизоров получают ВСУ.

Ну или, скажем, артист-комик, давно имеющий амплуа эксцентричного гаера, скомороха с уклоном в самое дремучее московитское мракобесье, но при этом — снимавшийо за свои деньги и по своему сценарию фильмы, где он играл благородного разбойника-отморозка, целыми отделами выкашивавшего российских ментов и целыми ротами рубившего в капусту российских солдат.

А теперь, говорят, он — один из самых идейных адептов и даже столпов Русской Весны.

Но если нет?

Если он тоже озабочен местом в истории и всё-таки не хочет войти в неё как служитель «самой гнусной мерзости двадцать первого века»?

А ведь любому мало-мальски умному человеку давно уже очевидно, что Кремль, окончательно поехав крышей от реальных и мнимых исторических обидок, будто бы намеренно решил закосплеить и превзойти в паскудстве всех плохишей, какие только бывали в реальной истории, в легендах и мифах, в беллетристике, в фантастике, в страшных сказках и волшебном фэнтази.

Так можно ли поверить, что в целом неглупые люди всерьёз поддерживают этот блядский цирк, а не ломают комедию, в действительности работая против него?

Ну или, скажем, вот есть некий инженер, трудящийся на оборонном заводе и даже произносящий на тамошних собраниях некие очень лояльные речи о том, что всё правильно делает Путин, что у России не было другого выхода, что если бы она не напала на Украину, то Седьмой Флот США уже бы высадился на станции Петушки (и запетушил бы тамошних комсомольцев окончательно).

При этом, когда происходит хлопок и задымление на военном складе — это невозможно скрыть, это снимают на мобилки местные жители и выкладывают в Инет.

Но когда на секретном военном заводе ломается некий особо ценный прецезионный станок, ключевой в технологической цепочке производства неких, скажем, ракет ПВО — никто не будет кричать на публике: «Всё пропало, шеф! Наши лучшие ЗРК остались без боеприпаса!»

Однако ж, может, простим тому инженеру его «лоялистскую» риторику на собраниях? В конце концов, она — нелегко даётся ему. И чтобы не заржать, и чтобы не сблевнуть.

Впрочем, даже и к тем, кто искренне служит этому насквозь преступному режиму, кто воюет ТАМ — тоже можно быть добрее.

Ну вот вспомним, скажем, «Заводной апельсин» Энтони Бёрджеса.

Главный герой, Алекс — был довольно трудным ребёнком, не во всех отношениях приятным.

Да, у него был хороший музыкальный вкус, он любил Бетховена — но при этом он творил не очень симпатичные вещи.

Они с дружками избивали безобидных пенсионеров-букинистов. Они обманом врывались в дома к сострадательным гражданам и насиловали жён на глазах у мужей. Однажды он даже изнасиловал двух девочек лет десяти (в фильме некоторые вещи немножко смягчены против книги). И в конце концов, вполне закономерно, он совершил убийство при очередной краже со взломом — и сел в тюрьму.

Да, разумеется, если бы у кого-то из его жертв оказался пистолет и готовность его использовать — это тоже был бы недурной финал. Но тогда книжка была бы куда короче.

А так — он сначала претерпел принудительную, а потому малоэффективную программу «реморализации», вернулся к прежнему своему отмороженному бытию, но в конце концов — сам по себе пресытился непотребством, утратил вкус к жестоким шалостям и заделался достойным членом социума (в фильме этого нет, но в книге есть). В общем, мальчик перебесился.

И я, конечно, не хочу сказать, что в путинских головорезов не надо стрелять сейчас, когда они бесчинствуют, а непременно нужно ждать, когда они перебесятся, возьмутся за ум и встанут на путь нравственного исправления.

Но всё же и стреляя в них — не надо ожесточаться. И надо помнить, что из выживших — потом может вылупиться какой-нибудь Эрих Мария Ремарк или хотя бы Аркадий Бабченко.

И даже журналюги, самые отъявленные пропагандоны из обслуги московитского имперства — тоже небезнадёжны.

Не исключено, что опять кто-нибудь из них снимет очень пронзительный, хотя и мрачноватый военный фильм, вроде невзоровского «Чистилища», а потом тоже скажет: «Чего-то поднадоело мне играть в имперского фашиста, тьфу на эту вашу Московию со всеми её скрепами».

И не напрасна окажется трагедия русских солдадитос, когда с их жизней (а особенно со смертей) сняты будут высокохудожественные, пронзительные фильмы. Как говорится, vita brevis, ars longa. Можно и потерпеть тяготы и лишения, позируя, чтобы потом не одно поколение утирало слёзы, размышляя об огорчительной бессмысленности их жертв.

Поэтому я в корне не согласен, когда наши думские всякие ястребы, критикуя очередной «жест доброй воли» со стороны Кремля, патетично восклицают: «За что же умирали наши солдаты?»

Ну как это, за что?

За то, чтобы обогатить своими красочными трагедиями чарующий мир искусства.

Глядишь, не только новый Невзоров на них найдётся — но и новый Вольфганг Петерсен, который заставил зрителя переживать о судьбе немецких подводников в своём Das Boot.

Казалось бы, это было не очень благовидное дело, по историческим меркам, топить британские корабли, когда ясно, что британцы были в той войне хорошие, а немцы плохие.

Но все жертвы оказались ненапрасны, когда появился такой классный фильм, как Das Boot.

Да и греки с троянцами недаром зарубались, когда ими вдохновлялись сначала старина Гомер, а потом — тот же Вольфганг Петерсен.

Поэтому — надо быть добрее к людям.

Ко всем живым существам.

Не надо ожесточаться.

Ведь и когда ты рубишь голову курице — ты же не скрежешь зубами, типа, «А, мразь пернатая, ты сломала мне всю жизнь, за это ты ответишь, тварь!»

Нет, ты просто рубишь ей голову. Чтобы приготовить суп. И рубить стараешься — максимально быстро. А кролика — так даже поглаживаешь, убаюкиваешь, перед тем, как разомкнуть ему шейные позвонки.

Но самое главное — и это я не устаю твердить нашей молодёжи — надо избегать уничтожения живых людей, когда нет абсолютной уверенности, что их ликвидация действительно поспособствует поражению противника.

То есть, не надо поддаваться эмоциям, не надо ломать каких-то горлопанов — только лишь за их горлопанство.

Ведь вполне может статься, что оно — лишь маскировка для них, и это выйдет friendly fire.

Да и в любом случае, слова — это всего лишь слова.